Социономическая теория экономики: глава 32

Непонимание между социономистами и механистами лежит на самом фундаментальном уровне, поскольку их аргументы имеют разные метатеоретические основы. Комментарии ниже я дал, чтобы попытаться объяснить эти различия.

Хотя механист мог бы согласиться с социономистом относительно некоторых свойств социономической системы на совокупном уровне общества, он предположил бы, что они являются результатом аддитивного процесса, в котором индивидуальные вклады суммируются для создания целого. Однако социономика предполагает процесс, в котором существует взаимодействие между отдельными членами группы и организационной структурой, в рамках которой они действуют. Вся система не сводится к сумме независимых, индивидуальных форм поведения. Сама природа причинности на индивидуальном уровне отличается от природы причинности на социальном уровне. Механист сказал бы, что иерархическая структура флуктуаций социальных настроений не может вносить свой вклад в причинность, а может быть только результатом механистического процесса, который вызывают индивидуальные действия агентов. Для механиста почти невозможно понять причинную роль настроений и паттернов в социономике, поскольку эти понятия связаны с метатеоретическим, а не просто теоретическим различием между двумя мировоззрениями.

Концепция социального настроения является фундаментальным объяснительным принципом, связанным с философской традицией контекстуализма (см. Стивен Пеппер, «Мировые гипотезы», 1942; и дальнейшее обсуждение в главе 33). Социономика - это контекстно-специфическая парадигма, ограниченная областью социальных систем человека в условиях неопределенности. Волновая модель Эллиотта также является фундаментальным объяснительным принципом, связанным с философской традицией органицизма. Таким образом, социономическая теория предлагает социальным наукам модель причинности, в которой органицизм формирует контекст для контекстуализма, так что контекстуализм на индивидуальном уровне вложен в органицизм на агрегатном уровне в прогрессирующем холистическом структурализме.

Ни настроение, ни паттерны, сформулированные социономической теорией, не сводятся ни в реальности, ни в принципе к каким-либо «базовым» или «более фундаментальным» атомам или причинам в механистическом смысле. Таким образом, существует категорическое, метатеоретическое различие между механистическими предположениями и социономическими предположениями о природе социальной причинности и, следовательно, всех гипотез и предсказаний, которые логически вытекают из этих двух общественно-научных парадигм. Две парадигмы несоизмеримы (согласно Пепперу и Томасу Куну). До тех пор, пока разница не будет признана, механики и контекстуалисты/органисты обречены на неправильное понимание терминологии друг друга.

Чтобы прояснить наше представление о социальном настроении в контексте контекстуализма, может быть полезно представить настроение как тип желания. Настроение есть предрасположенность к действию, но оно концептуально не сводимо ни к действиям, вытекающим из таких желаний, ни к действиям других, предшествующим таким желаниям. Понятие желания включает в себя как желания, так и страхи, поскольку страх - это просто желание, чтобы что-то не произошло. Контекстуализм подразумевает нечто принципиально отличное от механицизма в отношении природы человека, а именно то, что в социономическом контексте человек неприводимо рассматривается как активный организм, а не как реактивный, что означает, что человек обладает фундаментальной способностью превращать желания (позитивные желания или негативные страхи) в действия, без того, чтобы такие действия полностью определялись факторами, внешними по отношению к этим желаниям, или внешними причинами этих желаний, как это было бы у механизма.

(Уиллис Овертон, Ральф Розноу и многие другие психологи внесли свой вклад в обширную литературу в этой области. Контекстуалистские теории психологии охватывают такие разнообразные области, как визуальное восприятие, например, в книге Джерома Леттвина «Что глаз лягушки говорит мозгу лягушки», в «Теории личностных конструктов» Келли и в других работах на тему психологии развития.)

Сложные контекстуалистские теории включают описание «ограниченного детерминизма» для объяснения реалистических пределов свободы человеческих индивидов. Парадигматическое допущение контекстуализма состоит в том, что в определении человеческого существа все же сохраняется некоторая осмысленная свобода действий и спонтанная самоорганизация. Напротив, парадигматическое допущение механистического мировоззрения состоит в том, что человек в принципе является «реактивным организмом», то есть его кажущаяся свобода - это всего лишь артефакт, который может быть объяснен детерминизмом на атомарном уровне и ниже. Его действия проистекают из жестко запрограммированной генетики, нейрофизиологии и «инстинктов» мозга, все из которых объясняются механистической версией эволюционной теории, сведенной к скиннеровским последовательностям стимулов-реакций в традиционном бихевиоризме, или понимаемой как некоторая комбинация таких состояний.

Эти фундаментальные предпосылки контекстуализма и механицизма (1) диаметрально противоположны друг другу логически и поэтому несоизмеримы, и (2) эмпирически непроверяемы и недоказуемы. Вот почему они не теоретические, а метатеоретические. Соответствующие представления о человеческой природе и природе причинности являются фундаментальными линзами, через которые каждая парадигма рассматривает свои данные, и никакие данные не могут доказать или опровергнуть такие линзы, поскольку допущения, встроенные в каждую линзу, определяют само значение того, что составляют данные и что считается адекватным «доказательством».

Социономисты и механисты разделяют философскую приверженность реализму. И те, и те с готовностью соглашаются, что Волновой принцип не существует как некая идеалистическая платоновская форма, которая подпадает под четвертое метафизическое мировоззрение Пеппера, формализм. Механист будет утверждать, что волновые модели не так фундаментальны, как действия людей. Социономисты утверждают, - как впервые признал сам Эллиотт, - что волны Эллиотта категорически более фундаментальны, чем отдельные действия, предпринимаемые в них. Оба взгляда реалистичны при соответствующих метатеоретических основах.

Каждая сторона считает, что другая все идеализирует. Механист будет рассматривать парадигму контекстуализма/органицизма как эквивалентную идеализму, потому что это единственный вывод, который допускает его механистическое мировоззрение. Контекстуалист/органицист счел бы веру механистов в то, что всякая причинность проистекает из атрибутов мельчайшей частицы, в равной степени идеалистическим символом веры.

Для редукционистских механистов все в экспланандуме (феномене, подлежащем объяснению), что не является столь же каузально фундаментальным, как эксплананс (понятие, с помощью которого объясняется феномен), по определению является простым эпифеноменом, онтологически относящимся к более низкой категории видимости, чем реальность. Эта точка зрения несоизмерима с органицистской парадигмой, где теоретической целью является синтез - в противоположность редукционистскому анализу - сложности кажущегося реального, сохраняя таким образом онтологический статус экспланандума на нескольких уровнях реальности, все равно действительных, взаимосвязанных определенным образом в соответствии с органицистскими/контекстуалистскими объяснениями, без какого-либо объяснения эпифеномена.

Эти различия можно обсуждать только на философском уровне. Утверждение социономистов о том, что Волновой принцип является реальным ограничением - даже законом природы, как его назвал Эллиотт, - имеет смысл только в контексте социономической парадигмы органицизма/контекстуализма. Дело не в том, что наше утверждение неверно, если рассматривать его через призму механистического мировоззрения; оно буквально не имеет никакого внятного смысла с механистической точки зрения. Оно категорически несоизмеримо с механистическим допущением о реальности, причинности и природе человека.

Социономическая модель причинности представляет собой целостную теорию, из которой нельзя исключить ни индивидуальный уровень, ни совокупный уровень. Согласно этой модели (и в действительности, по нашему мнению) нельзя обнаружить конечную причину изменений в социальном настроении посредством атомистического сокращения. Структура системы является детерминированным аспектом причинной модели (синхронный аспект = образец), но импульсы отдельных людей в стаде побуждают к созданию и участию в изменениях внутри развертывающегося паттерна (диахронический аспект = изменение или развитие паттерна). Отношения между двумя уровнями причинности и взаимность их действий являются неотъемлемой частью окончательного выражения системы. Таким образом, ограничивающая форма подверженных паттернам изменений социального настроения наверху, сознания индивидов, которые питают систему снизу, и интерактивные отношения между ними одинаково важны для социономической теории. Структура - это наша версия органицизма, импульсы обеспечивают нашу версию контекстуализма, а интеграция между ними делает социономическую теорию целостной, а не редукционистской.

Существует четыре ключевых направления метатеоретических разногласий между социономистами и механистами:

1. Научная модель: холизм против редукционизма
2. Модель причинности: органицизм и контекстуализм против механицизма
3. Теоретический процесс: синтез против анализа
4. Природа человека: существенно активный организм против полностью реактивного организма.

Все, что мы будем получать при столкновении мировоззрений - это бессмысленные, сбивающие с толку аргументы, - если мы не начнем прикладывать усилия, чтобы определить наши термины и осознать предположительную основу каждой парадигматической линзы. Итак, не лишена ли смысла дискуссия, если два лагеря не разделяют одно и то же мировоззрение? Неужели мы обречены на неудачу в научном поиске истины?

По мнению логика-философа Ч. С. Пирса, критерий полезности должен помочь решить, какой объектив использовать при рассмотрении социального поведения человека, а точность предсказания - лучший способ измерить полезность конкурирующих мировоззрений. Мы претендуем на то, что социономика была и будет оставаться наиболее полезной парадигмой из социальных наук по силе предсказательной способности. Социономика обеспечивает гораздо более эффективную основу для прогнозирования колебаний финансового рынка и изменений в экономике, а также социальных тенденций, управляющих причудами, модой, финансами, политикой и историей, чем преобладающее в настоящее время механистическое мировоззрение. Поскольку механисты также оценивают предсказательную силу как критерий, по которому можно судить о теориях, возможно, наш относительный успех в этой области, по крайней мере, откроет диалог о метатеории.

Взаимное понимание обсуждаемых здесь вопросов повысит нашу способность ясно донести до мира радикально новую парадигму, которую социономика предлагает социальным наукам. Наше понимание этих вопросов помогает нам сформулировать теоретические детали социономики в связной, непротиворечивой манере, которая в конечном счете будет понятна (даже если и останется не принятой) как механистам, так и немеханистам.


Заметка о холизме и эмерджентности

Чтобы объединить наши два взаимодействующих мировоззрения - контекстуализм на индивидуальном уровне и органицизм на совокупном уровне - мы изначально преследовали теорию эмерджентности, которая связывала бы эти два уровня осмысленным, непротиворечивым образом. Решение, которое мы в конце концов нашли, не включает теорию эмерджентности, а скорее устраняет необходимость в ней метатеоретически элегантным способом.

Решение было найдено путем пристального изучения импликаций нашей метатеории, а именно различия между онтологией, подразумеваемой механистами, и той, которая подразумевается взаимодействием органицизма и контекстуализма. Для механистов «онтология вещей», при которой по-настоящему реальны только объекты и силы, более соответствует их образу мышления. Эта интерпретация хорошо работает для физики, но не обязательно для биологии и действий живых людей. Для нас «онтология событий» лучше подходит к предложенному социономикой взаимодействию органицизма и контекстуализма, поскольку такие процессы, как «выбор» и «разворачивание паттернов», являются более фундаментально причинными, чем объекты. Мы признаем существование объектов и не исключаем их роли, но процессы более причинно первичны.

Поиск теории эмерджентности в отношении социальных настроений и волнового принципа был отвлекающим маневром. Он зависел от правил, установленных старой парадигмой. Механисты рассматривают индивидуальный уровень поведения и совокупный уровень поведения как две разные вещи, а не как единый целостный процесс. Если уровни не являются двумя отдельными процессами, то не может быть никакой теории возникновения, чтобы соединить их. Это понимание совместимо с основополагающим утверждением Пректера о том, что в формологической системе, регулирующей волны социального настроения, нет никаких внешних причин для чего-либо. Его решение провести границы в отношении контекстуальных аспектов всего человеческого социального поведения, а не между фондовым рынком и «новостями» в качестве экзогенного шока, - это то же самое понимание, которое привело меня к решению проблемы эмерджентности. Старая статья Майкла Полани в «Science» о смежных вопросах, безусловно, помогла, но она сильно углублялась в метатеоретические следствия социономического понимания, которое и обеспечило решение.

Можно по-прежнему использовать вариации термина «эмерджентность», но только в уже установленном, иногда используемом смысле, что «эмерджентные свойства» существуют для целого, но не являются производными от суммы частей. Ученые, которые уже используют этот термин в этом значении, могут таким образом быстро проникнуть в суть наших идей. Однако в конечном счете термин Пректера «формологический» представляется более подходящим для выражения нашего взгляда на причинность в отношении организующего принципа волн Эллиотта бессознательного социального настроения и их результатов в социальном действии. По крайней мере, формологическое мышление необходимо для эффективного предсказания, как это показано в главах 10, 21 и 22.


Как органицизм и контекстуализм объясняют различия в интерпретации новостей

Согласно социономической теории, само значение новостей является контекстуальным. Она может иметь экономическое значение, в котором имеет место рациональная реакция, или социально-экономическое значение, в котором имеет место прерациональная интерпретация. Какой смысл имеет значение, зависит от ментальной ориентации реципиента на эту новость.

В финансовом контексте новости не имеют такого значения, как думают механисты. Новости - это не «экзогенный шок» для детерминированной финансовой системы, которая каждый раз реагирует одинаково на один и тот же стимул. Скорее, новости предлагают спекулянтам удобный референт для использования в рационализации чувств и действий, вовлеченных в эндогенный стадный процесс. Присвоение стадом значения новостям и действия, которые оно предпринимает до или после любой данной новости, зависят от состояния социального настроения в рамках его органической структуры, которая регулирует степень оптимизма или пессимизма стада. Вот пример такой разницы:



Заметьте, что действие 1, 2, 3 или 4, а также рационализация А или В могут либо предшествовать, либо следовать за новостями, и что действие может либо предшествовать, либо следовать за рационализацией. Здесь действуют импульсивные команды, поэтому новости-это не более чем опора, о которой можно сообщить до или после действия и на которую можно ссылаться до или после рационализации.

Глава 2 предлагает примеры из реальной жизни, показывающие, что интерпретация новостей превосходит новости сами по себе в финансовых повествованиях. Глава 19 предлагает еще 22 примера широко используемых, но совершенно противоречивых интерпретаций новостей.

В каждом случае спекулянты рассматривают действия на фондовом рынке до или после новости как подтверждение значения, которое они придают этой новости. Но на самом деле происходит то, что социальное настроение согласуется и одновременно побуждает как действия фондового рынка, так и интерпретацию новостей спекулянтами.

Социономисты не считают новости экзогенной причиной активности фондового рынка, потому что события не влияют на фондовый рынок (см. главу 1) и потому что большинство экономических, политических и культурных новостей - это просто сообщения о человеческой деятельности, вызванной ранее изменениями в социальных настроениях (см. главы 7 и 8). Скорее, социальное настроение создает смысловые контексты, в которых новости предоставляют референты, которые спекулянты иногда используют для рационализации действий, предпринимаемых в процессе стадности.

К несчастью для механистического взгляда на причинно-следственную связь между новостями и фондовым рынком, одно и то же внешнее событие (определенный тип новостей) не приводит каждый раз к одной и той же реакции. Переменные результаты от одного и того же стимула не имеют смысла в механистическом мировоззрении, заимствованном из физики, где единственными действительно реальными сущностями являются объекты (такие как «фондовый рынок» и силы (такие как «новости») (существительные), которые должны иметь законные отношения, последовательно приводящие к одним и тем же результатам, согласно «постоянной конъюнкции» Юма. Мировоззрение социономики об органицизме и контекстуализме не создает такой проблемы. Идеи интерпретации новостей в контексте и действия по выбору имеют смысл в ее мировоззрении, которое соответствуют онтологии событий, где действительно реальное включает в себя объекты, но в первую очередь это вопрос таких процессов, как выбор и присвоение значения событиям (глаголы).

По иронии судьбы, именно потому, что большинство участников финансового рынка мыслят механистически, они бессознательно рационализируют новости, чтобы соответствовать своим настроениям, вызванным предрасположенностью, и тем самым обрекают себя на стадность. Именно по той причине, что социономисты мыслят органически и контекстуально, они избегают этой ловушки.


Механистические вещи против органических процессов в холистической системе

Социономика, в соответствии со своим контекстуализмом, постулирует реальную и отделимую причинную эффективность человеческой деятельности в противоположность тому, что такая деятельность сводится к реакциям на экзогенные причины. Настроение описывает способность к действию, которая существует в нейроанатомических структурах человеческого мозга и тела. Социономика допускает, что индивидуальный агент может действовать или не действовать в соответствии с этой возможностью, подразумевая определенную степень свободы в принятии решений, которая не допускается в рамках модели реактивного агента, принятой механистами.

Являются ли эти действия потенциальными объектами или процессами? По-разному. Возможно, «объекты» наиболее целесообразно концептуализировать как «процессы, которые продолжаются в течение некоторого периода времени и должны постоянно наблюдаться как идентичные с точки зрения какого-либо наблюдателя на определенном уровне анализа». В этом релятивистском определении, если кто-либо теряет постоянство процесса, последовательности наблюдения, перспективы наблюдателя или уровня анализа также теряется «объект». Согласно этой эпистемологической позиции, коренящейся в онтологии процесса, «объекты» являются только эпифеноменами, зависимыми от постоянства процессов во времени, согласованности наблюдений и многоуровневой аналитической/синтетической теории онтологии и эпистемологии.

Является ли человеческая нервная система объектом или процессом? Индивидуальное действие происходит из ансамбля миллионов нейрональных координаций. Неврологические исследования природы нейропластичности, включая такие процессы, как синаптическое прорастание и обрезка, предполагают, что во время действия сама структура нервной системы, в ходе ориентированной на выживание нейрональной активности, постоянно коэволюционирует на ежеминутной основе с социальным окружением индивида. Таким образом, нервная система, по-видимому, является не столько объектом, сколько процессом, в котором потенциальные возможности действия интегрируются с окружающей средой к концу побуждения или не побуждения к действию.

Агрегатные структуры влияют или ограничивают индивидуальное поведение не механистическим образом, посредством экзогенных причин, действующих как детерминистические силы на отдельных агентов («объекты»), которые беспомощно контролируются ими, а скорее способом, совместимым со смесью контекстуалистских и органицистских допущений. Согласно социономике, социальное настроение порождает только положительную или отрицательную предвзятость в соответствующих склонностях к социальному поведению. Это не механистическая формулировка неоклассицизма: «экзогенные силы определяют реактивное поведение». Социальные настроения не заставляют всех индивидов в обществе предпринимать конкретные действия. Скорее, социальное настроение является каузальным посредником только совокупных выборов, которые придерживаются общей формы, ограничивающей социальное поведение. Эта одновременная взаимная причинность в отношениях между детерминированной совокупной структурой и гибким индивидуальным агентом создает качественное различие между социономикой и неоклассической экономической теорией. Если бы причинно-следственная связь была односторонней, либо от индивидов к социальным агрегатам (как в неоклассической экономике), либо от социальных агрегатов к индивидам (как в подходе некоторых институционалистов, особенно после 1940 года, как обсуждается в главе 37), либо если бы взаимная причинность была последовательной, а не одновременной, природа причинности в социономической теории редукционистски распадалась бы на некоторый вариант механистического мировоззрения: либо социальные институты экзогенно контролировали бы индивидов, либо индивидуальный выбор суммировался бы для создания институтов аддитивным образом. Тем самым оправдывается поиск неоклассическими экономическими теоретиками предполагаемых «микрооснований» макроэкономики, как показано на рис. 5 в главе 19. Холизм обходится без этих миопических предпосылок.


Возможное нейрофизиологическое препятствие для холистического теоретизирования

Почему идея одновременной взаимной причинно-следственной связи между людьми и структурами ускользает от экономических теоретиков? Частично причиной может быть восприятие человеком своей собственной нервной системы. Человеческий мозг чрезвычайно сложен и избыточно взаимосвязан через миллионы нервных путей, но человек сознательно воспринимает лишь крошечный процент мозга, посвященный логическому, последовательному, рациональному мышлению. Таким образом, люди могут быть склонны к представлению о линейных, последовательных причинных процессах в противоположность одновременным взаимно причинным процессам при построении своих теоретических моделей человеческого поведения. Хотя «одновременные, взаимно причинные процессы» являются лучшим описанием того, что происходит постоянно в самом человеческом мозге, который придумывает теории, мы не можем воспринимать их как таковые. У нас, конечно, есть возможность представить такие процессы, так же как мы можем представить многие аспекты визуального восприятия у видов с ограничениями, которые отличаются от наших. Это потребует немного больше умственных усилий.

Подумайте: если процессы внутри человеческого мозга работают целостно, разве не было бы логичным, что, по крайней мере, некоторые продукты взаимодействия человеческого мозга, такие как наши социальные институты, также приняли бы эту форму? Одновременные, взаимно обусловленные процессы могут быть более трудными для понимания, чем однонаправленные причинные модели, но они кажутся ближе, чем механицизм, к тому, как функционируют живые системы природы.